Как и ожидалось, с точки зрения формальной юстиции процесс оказался очень сомнительным. Диктатора осудили лишь по одному эпизоду -- потому что по всем остальным не оказалось достаточного для осуждения набора доказательств. Да и в этом эпизоде прямая вина Саддама, в сущности, не доказана, о чем он и заявил на суде: он, по его словам, не давал указаний убивать жителей деревни, рядом с которой был обстрелян его кортеж, он только приказал разрушить фермы тех, кто в ходе следствия (!) был уличен в связях с нападавшими.
Тем не менее, Саддам будет казнен, и это исторически справедливо. Казнят его не за доказанные в ходе судебного следствия эпизоды, содержащие его личную вину, а за общеизвестные и очевидные преступления его режима. Собственно, личная вина Саддама и заключается не в том, что он сам отдавал какие-то бесчеловечные приказы (хотя это, конечно, было), а в том, что он создал и поддерживал режим, делавший возможными массовые бесчеловечные действия.
Тут мы сталкиваемся с противоречием современной либеральной судебной системы (замечу, я не считаю слово "либеральный" ругательством). Эта система требует обязательного доказательства вины подсудимого в поступках, предусмотренных соответствующим кодексом. Фактически доказано должно быть следующее:
- факт поступка (объективный фактор);
- "криминальность" поступка (он должен быть прямо указан как незаконный в нормативном правовом акте);
- факт вины (субъективный фактор).
Даже для "обычных" уголовных преступлений доказать все три позиции в суде (при наличии хорошего адвоката) в современных условиях часто оказывается сложно (взять хоть дело О. Дж. Симпсона). Одни и те же события и поступки допускают различные толкования, чего может быть достаточно, чтобы посеять в головах присяжных сомнения -- а сомнения трактуются всегда в пользу обвиняемого. Для преступлений же против человечности такое доказательство практически невозможно, хотя бы потому, что чаще всего в момент совершения многие деяния из этой серии не являются преступлениями по действующему законодательству страны, в юрисдикции которой находится обвиняемый (например, выполнение военнослужащим приказа о расстреле мирных жителей). В момент уничтожения 143 крестьян в деревне Саддам, будучи высшим руководителем государства, вообще говоря, имел право отдать какой угодно приказ; отдача приказа даже о расстреле этих крестьян не является преступлением, предусмотренным уголовным кодексом, тем более, что и факт такого приказа не доказан.
Поэтому, на мой взгляд, сама идея "классического" суда -- с соблюдением процедуры и правил уголовного процесса -- над диктатором принципиально неверна. Диктатор, если по политическим соображениям его необходимо уничтожить, должен быть казнен после зачитывания ему перечня преступлений организованного им и возглавляемого им режима, что, собственно, и составляет состав его преступления -- в силу очевидных причин обычно не нуждающийся в доказательствах.
Тут хочется еще поговорить о второй проблеме современной либеральной системы суда и наказаний.
Дело в том, что во многих государствах -- и Россия не исключение -- целью осуждения человека к наказанию за уголовное преступление декларируется его исправление. Отставив в сторону вопрос о принципиальной возможности исправления всех (или хотя бы большинства) лиц, оказавшихся способными на уголовное преступление, рассмотрим способы, которые государства предлагают для такого исправления.
Как правило, это -- жесткое и на длительный срок ограничение свободы в местах заключения, в компании других таких же, и чаще всего -- в более или менее нечеловеческих условиях. К этому в ряде стран добавляется принудительный труд с минимальной оплатой.
Единственный мотив "исправления", который можно уловить в этих способах -- страх попасть в ту же самую ситуацию повторно; страх, который у многих недостаточно силён, чтобы предотвратить рецидивы. Спросите любого специалиста, исправляет ли тюрьма -- он ответит, что если да, то немногих, и что гораздо чаще она, напротив, из случайного правонарушителя делает закоренелого уголовника.
Почему же государства, несмотря на очевидную неэффективность пенитенциарной системы с точки зрения поставленной задачи (исправления преступника), не ищут других путей и не отказываются от нее?
Да потому, что на самом деле целью наказания за уголовное преступление является не исправление оступившегося, а простая и понятная месть общества за совершенное в отношении него неправомерное деяние. Месть, ставшая куда более гуманной по сравнению с библейским "око за око", но сохранившая основной мотив: "вот тебе, чтобы мёдом не казалось! Пострадай и ты!".
Было бы гораздо честнее (и эффективнее), если бы государства это обстоятельство отрефлексировали и переформатировали бы свои кодексы в соответствии с ним. Тогда наказания, возможно, стали бы более соразмерными преступлению (например, за многие хозяйственные преступления перестали бы сажать в тюрьму), более понятными наказуемым (впрочем, они, по-моему, и сейчас воспринимают приговор вовсе не под углом "исправления") и, главное, обществу.